Исправительные учреждения Туркменистана не исправляют людей. Наоборот, в колониях заключенные деградируют — и морально, и физически. Здесь процветает то, за что многие осуждены: коррупция, мошенничество и насилие. Деньги решают все — кто получит отдельные апартаменты, а кто будет жить на баланде и работать изнурительно за 1 доллар в месяц. Даже среди сотрудников пенитенциарной системы эта работа считается дном карьеры: тех, кто остается человеком, хватает лишь на несколько месяцев. Перевод в пожарную службу здесь празднуют как освобождение. Заключительная часть материала, основанного на воспоминаниях бывшего заключенного, прошедшего весь путь туркменской пенитенциарной системы.
Социальное расслоение
Популярный на зоне анекдот. Заключенный звонит своей матери и говорит: Мама, отправь мне денег, я хочу купить проход! — Пароход? Что, сынок, там море есть?
Что такое проходы, и какие предметы роскоши или первой необходимости продаются в колонии, можно узнать из предыдущего материала. Там же появилась тема расслоения заключенных. Но оно связано не только с деньгами: огромную роль играет статья, по которой наказали человека.
Политзаключенные (в документах они проходят как syýasy durnuksyz — политически неблагонадежные) в LB-E/12 имеют двойственный статус. Администрация и другие заключенные относятся к ним нормально и не стремятся усложнить им жизнь. Но из Ашхабада на их счет дают прямые указания: никаких звонков, переписок, свиданий. Местные сотрудники эти указания выполняют. Более того, за каждую попытку позвонить домой (с телефонов, которыми тайно владеют другие заключенные), политзаключенных закрывают в ШИЗО — тоже требование центра.
В последнее время все больше мужчин осуждают по статье о мужеложестве. Поверх накладываются неформальные порядки зоны: такие заключенные автоматически становятся обиженниками. Они селятся в отдельной секции под названием Гарем, они выполняют всю грязную и тяжелую работу. Среди них выше смертность: один-два человека в год умирает из-за осложнений, связанных с ВИЧ, не получая для него никакой терапии, еще нескольких ежегодно подкашивают цирроз печени или сердечная недостаточность.
Осужденных по религиозным статьям, которых администрация называет ваххабитами, содержат в тюремном режиме. Они почти круглосуточно находятся в камерах и питаются в них же, на редкие прогулки выходят в отдельный двор. Пересечься с остальными заключенными они могут разве что в санчасти — туда, к примеру, религиозных узников выводили вакцинироваться во время пандемии ковида. Обычные заключенные даже не знают их точное число.
А вот VIP-статус дает не статья, но и не всегда деньги. Так, неким Тойлы Ишану и его дяде Азиму Ишану из Бахардена сама администрация создала кельдым на месте бывшего склада. Там оборудовали кухню, ванную и большую жилую комнату; этот кельдым в числе первых обзавелся и сплит-кондиционером. За Тойлы и Азима похлопотали их покровители, ведь мужчины — потомственные ведуны. Метафизическую практику они не прекратили и в заключении, принимая клиентов в комнате для свиданий, которую получили в единоличное распоряжение.
Ишаны сидели по 293-й (сейчас 328-я) статье о приобретении, хранении либо других действиях с психоактивными веществами без цели сбыта. В октябре 2023 года оба получили условно-досрочное освобождение. В Туркменистане УДО не применяют, но специально для них — организовали. Уезжая, Тойлы продал свой кельдым за 80 тысяч манатов (4 тысячи долларов).
Есть на зоне и представители номенклатуры, ведь чиновников самого разного уровня ловят на коррупции и сажают несколько раз в год. В LB-E/12 оказался бывший министр спорта Даянч Гулгелдыев. Возможно, Гурбангулы Бердымухамедова он и разозлил, но не настолько, чтобы с ним как-то особенно сурово обходились на зоне — наоборот: режим, визиты комиссий и ОМОНа его не касались. Кельдым экс-министра был прямо над кабинетом начальника колонии. Бывший чиновник освободился в мае 2025 года, его кельдым купил Пена Непесов — подельник осужденного туркменского предпринимателя Чары Кулова (Чары Гоша).
Схожий образ жизни до своего освобождения в мае 2025-го вел бывший хяким Беркарарлыкского этрапа Ашхабада Багтыяр Бяшеков, наказанный за яму на дороге, которую обнаружил тогдашний президент в сопровождении бывшего хякима города Шамухаммета Дурдылыева. У Бяшекова был свой кельдым с кухней и отдельная ванная. В личных беседах он жаловался, что Дурдылыев заставлял работать с 4 утра до 11 вечера, порой назначая совещания и на 11, и в полночь. Но чтобы работать в таком режиме, нужно принимать психостимуляторы, что и делал Дурдылыев.
В той же колонии в 2020-2023 годах находился бывший директор телеканала Спорт Расул Бабаев, арестованный вместе с Гулгелдыевым В своем кельдыме он организовал телефонный бизнес: поставил телефоны и разрешал звонить за деньги. А вечерняя новостная программа Ватан неизменно злила Бабаева: он рассказывал, что трудился на благо страны, развивал телеканал, заключил контракт с вещателем спортивных трансляций Setanta Sports, а руководство просто выбросило его.
Отбывает 8-летнее заключение Данатар Кулов, старший брат Чары Кулова и также его подельник. Кулова поначалу содержали очень строго, даже запрещали ему звонки и свидания. Но спустя год ослабили режим и дали добро на кельдым: заключенного поддерживают из генпрокуратуры, а прокурор по надзору при каждом визите лично справляется у него о делах.
Улучшение или усугубление?
Заключенные всегда живут ожиданиями. В ожидании свидания, передачи, но самое главное —помилования. Перед каждым помилованием возникают шняги (слухи, предсказания): кому-то говорят по телефону, что будет вот так-то; кто-то из сотрудников где-то слышит, что отпустят столько-то и по таким-то статьям; у кого-то сосед друга знакомого работает в Демирёллары и узнал, сколько вагонов запросили для перевозки заключенных — и так далее.
Помилование — огромный стресс для заключенных, ведь каждый хочет скорее освободиться и надеется, что ему повезет. Но уходят обычно по дежурным статьям: кража, мошенничество, драка. Всегда больно смотреть, как кто-то уходит, а ты остаешься — многие пьют успокоительные, валерьянку. В себя приходишь дня через три. Жизнь продолжается — и начинается отсчет к следующему помилованию. Многие надеялись, что с изменением уголовного кодекса состоится амнистия (массовое освобождение целых категорий заключенных или смягчение наказания для них) и располовинка сроков. Но этому сбыться было не суждено.
Накануне праздников тоже происходит оживление. На Курбан-байрам и Новый год проходят футбольные соревнования, и каждый барак выдвигает свою команду. Начальник (хозяин) зоны или кто-то из состоятельных заключенных ставят барашка. Его выигрывает барак, чья команда побеждает в финале, и на весь барак готовят шурпу. А во время Ораза-байрама в мечети внутри колонии каждый день делают агзачар (ифтар — трапезу для разговения). Его обеспечивают заключенные: они по очереди скидываются на него по велаятам, например, сегодня марыйские, завтра лебапские — и так далее. Аналогично велаяты по очереди накрывают агзачар и в Рамадан, а иногда состоятельные заключенные достают приличные продукты с воли и накрывают ифтар от своего имени. Но вообще можно получить ежедневный паек в столовой: список постящихся заранее собирают и передают туда.
Однако большую часть времени заключенные заняты отнюдь не укреплением тела, воли и духа, а наоборот. Досуг — одна из самых больших проблем на зоне. Каждый день похож на предыдущий, и достойных возможностей, чем его занять, почти нет.
Как шла речь в предыдущей части, часть заключенных трудится — в основном, самые бедные или маргинализованные. Многих к тяжелой физической работе принуждают, и трудотерапией это не назвать — скорее рабством. На промзоне, куда заключенных возят работать на кирпичной фабрике, их ждет не только изнурительная работа за 1 доллар (!) в месяц, но и побои офицера по имени Рашид. Жаловались на него не раз, писали заявления — безрезультатно.
А те, у кого свободного времени больше, маются от информационной изоляции. Кабельное телевидение доступно только кельдымщикам, подписаться на газеты и журналы нельзя (хотя и разрешено законом). Библиотека в упадке, свежей литературы остро не хватает, особенно русскоязычной, — только старые советские потрепанные книги. В основном заключенные сидят перед телевизорами, просматривают фильмы, сериалы, записи туркменского ТикТока.
В отсутствие занятий заключенные грызут друг друга. По каждому поводу вспыхивают разборки.
Негласные понятия
Если большинство обитателей колонии больше всего ждет возвращения к нормальной жизни, то есть категория заключенных, которые живут воровскими понятиями и активно насаждают их остальным. Именно они чаще всего провоцируют конфликты и драки.
Речь о так называемых малолетках — тех, кто сидит за убийства или изнасилования, которые они совершили, еще будучи подростками. Их сроки составляют по 1015 лет, которые они начинают отбывать в колонии для несовершеннолетних MR‑E/18 в Байрамали, а после совершеннолетия — в колониях общего режима. Фактически это дети: по тем или иным причинам они совершают преступления, когда их личность и мозг еще не до конца сформированы, и как раз на них вполне можно повлиять в лучшую сторону. Но тюрьма их делает только хуже и маргинализирует. Государство с малолетками не работает, зато всегда находятся те, кто приобщает их к воровской идее — а других перспектив они не видят из-за своих огромных сроков.
Именно малолетки на зоне занимают блатные должности: секционщик — тот, кто смотрит за секцией; барачник — смотрит за бараком; вк или воровской котел — бухгалтер общака; смотрящий за карантином и изолятором; колхоз — смотрящий за зоной. До 2023 года колхоз был под строгим запретом, но затем по инициативе замполита Шохрата Бяшимова ему дали добро. Хотя обычно воровские структуры противостоят администрации, в Туркменистане колхоз негласно ей подчиняется, то есть с его помощью проще управлять зоной, отсюда и решение Бяшимова.
Однако приобрести слишком много власти блатным не дают. Тех, кто живет по воровской идее, а администрации не подчиняется — как и просто тех, кто часто нарушает режим, — отправляют в БУР (барак усиленного режима). Это камера, аналогичная ШИЗО и карантину. Туда заключают на месяц, а после, по решению суда и с рекомендации администрации, могут перевести в тюрьму Овадан-Депе на полгода или год.
Помимо воровских на зоне процветают националистические идеи, которые проявляются в делении на блоки по велаятам. Колония LB-E/12 находится в Лебапском велаяте, и лебапский блок негласно поддерживает сама администрация.
При такой поддержке лебапские нередко зачинают конфликты с другими велаятами. Так, в октябре 2023 года они подрались с марыйскими — последних сотрудники закрыли в ШИЗО, а вот лебапские не получили наказания. Разбираться приехал Бегли Тяшлиев — прокурор по надзору и уроженец Марыйского велаята. Он раскритиковал администрацию за национализм и потребовал освободить из ШИЗО своих земляков.
Спустя пару месяцев произошел еще более масштабный инцидент. 9 декабря, накануне помилования в честь Дня нейтралитета, случилась очередная драка между лебапскими и ашхабадскими. Ничего сверхъестественного в ней не было, ее можно было легко остановить и даже предотвратить, но местные сотрудники желали насолить тогдашнему начальнику колонии Акышу (вероятно, полное имя — Акмурад или Акмухаммет) Чарыеву и нарочно бездействовали. Дошло до поджога и битья стекол. Тогда сотрудники позвонили в центр и доложили о бунте. Чарыев пользовался у заключенных уважением, появись он — ситуация разрешилась бы. Но его поздно оповестили, а в центр сообщили раздутую версию.
Приехал местный ОМОН, а утром — комиссия из Ашхабада с ашхабадским ОМОНом. Комиссия пробыла в Лебапе почти две недели — за это время кельдымы снесли, маркеты закрыли, заключенных переодели в робы. Все и всех обшмонали — нашли деньги, телефоны, отраву. Заключенных муштровали по уставу; все без исключения выходили на проверку. Параллельно комиссии стало ясно, что никакого бунта не было, а была массовая драка. которую начали малолетки из Лебапа. Пятерых из них осудили за организацию преступной группировки на очень серьезные сроки в 1518 лет; пятерым ашхабадским дали статью о хулиганстве — и по 45 лет.
Из администрации наказали заместителя, понизили в должности и перевели в другое учреждение. В колонии со временем все вернулось на круги своя: заново отстроили кельдымы, открыли маркеты. А администрация продолжила использовать неформальные методы контроля, в том числе через поблажки заключенным, которые с ней сотрудничают. Администрация всюду имеет глаза и уши, в курсе всего происходящего. Бывший начальник оперчасти Шохрат Гараев говорил так: Если вместе собираются три человека, то один из них мой.
Пыточные условия
Пенитенциарная система действует как машина: формальные и неформальные механизмы перемалывают всех, кто в нее попадает, необязательно по злому умыслу. Однако отношение сотрудников и чиновников всегда влияет, и чаще — в худшую сторону. Так, многие из фактически пыточных условий в LB-E/12 сложились из-за жадности или наплевательства причастных.
На зоне фактически отсутствует отбой. У тех, кто нарушает режим, обычно есть связи — сотрудники не могут им ничего сделать. А все их соседи из-за этого лишены нормального сна.
Атмосфера в столовой противоположна тому, чтобы возбуждать аппетит. Кондиционеров нет: летом из-за жары есть и так трудно, а когда блюдо горячее — трапеза напоминает поход в сауну, заключенные истекают потом. Санитарно-гигиенические нормы не соблюдаются, столы не дезинфицируют, посуду моют кое-как, столовых приборов не выдают, везде мухи и тараканы. Вентиляции нет, и постоянно тянет чем-то зловонным. Да и сама еда — отталкивающая и пустая, не зря ее называют баландой.
Обычно в столовую ходит лишь около сотни человек из тысячи с лишним заключенных. Аншлаг только во время садака: все хотят полакомиться пловом из нормальных продуктов, которые жертвуют обеспеченные заключенные, сочным салатом, выпечкой, сладкими напитками.
Антисанитария, недоедание и другие побочные эффекты зоны сильнее всего бьют по людям с хроническими заболеваниями. А в санчасти — острая нехватка лекарств и квалифицированного персонала; большинство палат отданы под кельдымы, а отдельного диетического стола не предусмотрено. Все это крадет у людей дополнительные годы жизни поверх сроков — и аукается при несчастных случаях и вспышках заболеваний. Но хотя бы заключенных вакцинируют: ежегодно против гриппа, в пандемию — против ковида. Им многие в колонии переболели, но смертей не было.
Некоторые стремятся в спецбольницу MR-B/15 в Мары, где проходят лечение заключенные. Но возвращаются разочарованными: никакое лечение там не предоставляют, если не заплатить.
Но помимо всех этих ненамеренных пыток в туркменских застенках людей продолжают прицельно, жестоко пытать. Об этом рассказывают осужденные по статьям о психоактивных веществах. Во время следствия их пытают электрошокером и противогазом, отбивают им дубинками пятки — стараются добыть имена всех, кому они продавали, у кого покупали и с кем вместе употребляли запрещенные вещества. Не защищены даже люди со связями. Так, летом в ашхабадских подвалах на Житникова насмерть запытали мужчину, который хранил несколько таблеток — по данным блогера Талыба Абасова, дядя погибшего был бывшим вице-премьером, а сам он работал водителем одного из племянников Гурбангулы Бердымухамедова.
Для некоторых обитателей колонии общие условия, давление администрации или других заключенных становятся настолько невыносимы, что они совершают попытки суицида — вскрываются. Обычно режут вены или пробивают себе живот. Последнее, к примеру, сделал один из заключенных LB-E/12, с которого настойчиво требовал деньги офицер за то, что мужчина жил в его секции. До смерти как правило не доходит: после инцидента человека вывозят в вольную больницу, где рану зашивают. В этих случаях человека также обязательно навещает прокурор, которому можно пожаловаться в письменной форме.
Администрация доводить до разбирательств с прокуратурой не хочет: придется либо отчитываться за нарушения, либо давать прокурору деньги. Поэтому если проблема заключенного в чем-то конкретном — ее решают. Например, бесплатно выдают положенные лекарства, отстают с поборами… Общая обстановка в колонии настолько нездорова, что самоповреждения и намеки на суицид становятся чуть ли не единственным способом для заключенных отстоять свои права, но администрация их воспринимает как шантаж. Если кто-то слишком часто обращается к этим методам, то его могут и наказать: отправить в ШИЗО, приковать наручниками и на раненную руку насыпать соль.
Страдают все
Это может удивить, но сотрудникам колонии тоже живется несладко. Даже если говорить о хищениях и взятках, главные сливки собирают наверху, а черную работу выполняют те, кто внизу.
Постоянные звонки сверху, комиссии, драки заключенных и другие головняки — от этого рядовые сотрудники быстро устают и хотят перевестись в другие места: пожарную службу, городские отделы полиции, уголовный розыск, ГАИ. Некоторые из них попали в пенитенциарную систему тоже с переводом, а точнее, с понижением из ОУР или других отделов: работа здесь считается дном МВД. Отрядные, бывает, напиваются на рабочем месте, начинают ругаться и даже лезть друг к другу с кулаками — выплескивают эмоции. Как и среди военных, тут много тех, кто хочет вообще уехать из Туркменистана, чтобы прокормить семью, есть и те, кто готовы даже на увольнение по статье, так что откровенно пренебрегает обязанностями.
Даже начальники режимной Сюннет Розыкулиев и оперчастей Бегенч Бяшимов, получив переводы в пожарную службу, радовались. К тому моменту оба работали в своих должностях по году, получив их — праздновали. Однако нескончаемый поток проблем, переработки без возможности отлучиться домой, комиссии быстро вызвали выгорание.
Быстрее всего выгорают те, кто пытается изменить что-то к лучшему — таким был, к примеру, начальник Мейлис Гурбанмухаммедов. До прихода в колонию он руководил спецназом Беркут департамента исполнения наказаний и бывал LB-E/12 с проверками. Но увиденное с началом работы на новом месте привело его в шок. Гурбанмухаммедов вознамерился улучшить жизнь заключенных, например, восстановить положенное им питание, нормальную работу санчасти. При нем заключенные впервые за долгое время получили зубную пасту, мыло, бритвенные станки, зубные щетки, туалетную бумагу.
А еще он запретил сотрудникам администрации доить заключенных.
Однако закрепить такое положение он не смог. Подчиненные начали ставить ему палки в колеса: отчасти ссылаясь на требования людей еще выше его, для которых снова начали вымогать деньги. Выдавать средства гигиены тоже снова перестали. Хотя сами заключенные успели проникнуться к Гурбанмухаммедову уважением, из-за проблем со всеми остальными он вскоре разочаровался и делегировал операционную деятельность заместителю. Спустя год его перевели, он уехал с облегчением.
На смену ему опять пришел ашхабадский — бывший начальник СИЗО LB-D/9 в Туркменабаде (тюрьмы Абды Шукур) подполковник Акыш Чарыев. Заключенные LB-E/12, успевшие побывать и в Абды Шукур, рассказывали, что там его очень хвалили, поэтому и в колонии его ждали с оптимизмом. И Чарыев действительно оказался человечным и заслужил уважительное и даже теплое отношение заключенных. Он также пытался улучшить их быт, старался по возможности понять ситуацию каждого. Дважды в год он лично организовывал садака, готовил праздничный плов и следил, чтобы каждому досталось место за столом и порция.
Но и он в одиночку не добился больших успехов. По его словам, за 20 лет предыдущей работы у него не было ни выговоров, ни предупреждений, а в колонии он схлопотал и то, и другое всего за три месяца. Чарыев заявил, что это место не для него и что он уходит. Его тоже перевели.
Хотя и Гурбанмухаммедов, и Чарыев были начальниками, даже этого статуса было мало, чтобы изменить вверенную им колонию. Менять туркменскую пенитенциарную систему нужно целиком — причем и видимые, и невидимые ее части. Этому противятся многие высокопоставленные люди, ведь на том, как уродлива и бесчеловечна эта система сейчас, они зарабатывают. Ну а тому, какие изменения нужны и как их сделать возможными, стоит посвятить отдельный материал.
Их сжирает сама система. О коррупции и порядках в туркменских исправительных колониях
Рабство за колючей проволокой, или Как устроена экономика в колониях Туркменистана
Оставь молодость всяк сюда входящий. Условия в СИЗО Яшлык
Мечте сбыться не суждено. Об условиях в спецприемнике Арзув
.related-post {}
.related-post .post-list {
text-align: left;
}
.related-post .post-list .item {
margin: 10px;
padding: 0px;
}
.related-post .headline {
font-size: 18px !important;
color: #999999 !important;
}
.related-post .post-list .item .post_title {
font-size: 16px;
color: #3f3f3f;
margin: 10px 0px;
padding: 0px;
display: block;
text-decoration: none;
}
.related-post .post-list .item .post_thumb {
max-height: 220px;
margin: 10px 0px;
padding: 0px;
display: block;
}
.related-post .post-list .item .post_excerpt {
font-size: 13px;
color: #3f3f3f;
margin: 10px 0px;
padding: 0px;
display: block;
text-decoration: none;
}
@media only screen and (min-width: 1024px) {
.related-post .post-list .item {
width: 24%;
}
}
@media only screen and (min-width: 768px) and (max-width: 1023px) {
.related-post .post-list .item {
width: 40%;
}
}
@media only screen and (min-width: 0px) and (max-width: 767px) {
.related-post .post-list .item {
width: 90%;
}
}
The post Не исправительная колония. Почему места лишения свободы Туркменистана не изменят даже хорошие начальники appeared first on Turkmen.News.